— Сторублевки тоже есть, но хозяева предупредили, что плохо одетый человек со сторублевкой может вызвать подозрение… — пробормотал Вилкс.
— А у нас здесь лордов нет! — отрезал Приеде. — Я на работу тоже не в смокинге хожу, однако получаю и полторы и две тысячи. Что же, я должен получать их рублевками? Вы хоть цены-то знаете?
— Мы еще ничего не покупали. Расплачивались только с шофером грузовика, который нас подвез от Вентспилса. Шофер взял по двадцать пять рублей. Мы не торговались.
— Еще бы! Стали бы вы торговаться! — иронически сказал Приеде. — Но шофер — не грабитель, приравнял свою машину к автобусу. На автобусе берут примерно столько же…
Теперь он чувствовал себя как-то увереннее. Все-таки он был дома, а эти — всего лишь гости, пусть и непрошеные. Много ли они понимают в том мире, в который попали? Вон даже этот Вилкс, человек-волк, и тот утратил свои повелительные интонации, как только речь зашла о простых жизненных вещах.
Этими мыслями Приеде с «гостями» не поделился, просто взял деньги, попросил сидеть тихо, а когда вернется Майга, рассказать ей о себе, как условились. На звонки не выходить: у Майги свой ключ.
Вернулся он быстро, принес даже не одну, а две бутылки.
Жены еще не было.
Не нарушая празднично убранного стола, отыскал в холодильнике запасы, достал стопки, перенес все в свою комнату.
Сели за стол. Пили и ели гости очень осторожно, несмотря на то что, как они сказали, последний сухой паек, состоявший из нескольких галет и порошков «от страха», уничтожили еще рано утром.
Первую стопку водки вместе с Янисом выпил Лаува. Двое его друзей подняли их на уровень груди, внимательно, чуть ли не пронизывающе глядя в глаза Яниса. Яниса чуть не передернуло, но делать было нечего, выпил.
И сразу вспомнил, как немецкие офицеры, когда он стал их помощником, здорово третировали его, хотя всячески пользовались его малодушием. Заставляли работать на передатчике под их диктовку, дезинформируя советское командование, даже похваливали за чистую работу, обещали какие-то награды, хотя какие награды могли они ему дать, когда и сама-то Германия разваливалась…
Пришельцы пить боялись, хотя с жадностью поглядывали на отличную рижскую водку «Кристалл», приправленную немного черным бальзамом. И водка и бальзам были им известны, боялись они Яниса. Вдруг этот бывший радист, попавший когда-то в плен к немцам, переменился настолько, что отравит их. А разве это исключается? Он безумно влюблен в свою жену. Они заставили его слушаться чуть ли не насилием. Вот он уходил в магазин. А что, если какой-нибудь Балодис, вместе с которым, как рассказывал им Силайс, Приеде по поручению советского командования был в тылу у немцев, дал ему такое спиртное, которое может моментально усыпить, чтобы чекисты без особого труда схватили их?
Нет, как ни велик соблазн, лучше пить по очереди, наблюдая, какова реакция соседа. И пусть первым пьет Лаува, у него глотка луженая, он может выдержать все!
Янис видел, как жадно они смотрели на Лауву. А тот медленно цедил ароматную от бальзама жидкость, выпив, даже языком причмокнул, и сразу протянул стопку, чтобы Янис налил еще. Тут уж и Вилкс и Эгле не выдержали, осторожно пригубили, а потом хватили так торопливо, словно изнемогали от жажды.
Но Приеде сделал вид, что ничего не заметил. Ни кривлянья под офицерский этикет, ни страха. Налил по второй стопке всем, спросил:
— Ну, а если бы вы не нашли меня или не застали, что бы вы стали делать?
— Было бы плохо! — признался Вилкс. — Пришлось бы снова возвращаться в лес. У него, — он кивнул на толстого Лауву, — в Видземе проживает женщина, которую он называет женой…
Вилкс уже без опаски снова постучал стопкой по столу, выпил, жадно принялся есть. Затем, передохнув немного, сказал:
— Нам надо обязательно установить связь с «лесными братьями». Нет ли у тебя на примете кого-либо, знающего, где они находятся?
Объяснять, что «лесные братья» давно уже выловлены чекистами, а если где и остались, так прячутся хитрее лис, Приеде не стал. Будет время и для деловых разговоров. Он только пробормотал:
— Ну, ну…
— Это важно и для нас и для «лесных братьев»! — продолжал настаивать Вилкс. — Мы можем связать их с нашими хозяевами…
Уйти от разговора не удавалось. Приеде холодно сказал:
— Если вам и удастся установить связь с двумя-тремя бандитами — прошу извинения, с «лесными братьями», — то вряд ли они поверят, что имеют дело с эмиссарами столь авторитетных в их понятии американской и английской разведок. Вы меня, конечно, извините за неудачное выражение, но наших соотечественников, до сих пор носящих автоматы на шее, называют уже не «лесными братьями» а «лесными бродягами»…
— Насколько я понимаю, Янис, — вкрадчиво сказал Вилкс, — ты не совсем отчетливо понимаешь нашу миссию. Мы должны объединить усилия западных держав и наших людей, жаждущих освобождения, и проложить путь, по которому пройдут другие группы, с рациями, автоматами, радиомаяками. Эти группы сейчас готовятся в Западной Германии, в Англии и даже в Америке, в форту Брэгг. Мы обязаны подготовить тот плацдарм, который нам не удалось создать в тысяча девятьсот сорок четвертом. И этот путь мы проложим не только в Латвию, Эстонию, Литву, но и дальше, в восточные районы Советов. Это можно будет сделать хотя бы через наших студентов, оканчивающих высшие учебные заведения и разъезжающихся на работу в те районы.
«Через наших студентов! Он осмеливается называть их своими! Так вот каковы у этих людей планы!» — думал Приеде, а Вилкс продолжал все с той же вкрадчивой горячностью излагать проекты, один удивительнее другого.
Приеде узнавал в этих речах отголоски давно забытых бесед с Силайсом. В те времена, когда Германия трещала по всем швам, Силайс, взявшийся просвещать Приеде, болтал что-то в таком же роде. Очевидно, Силайс не оставил своих сумасшедших замыслов. И эти простаки верят ему!
Вилкс и в самом деле сослался на Силайса, говоря о своем великолепном «плане широкого проникновения». Ну да, ясно, это подсказка честолюбивого офицерика, бывшего летчика, потом изменника, воевавшего под началом немцев, затем переметнувшегося к англичанам. Англичане, как видно, не гнушаются ничем, если приняли под свое высокое покровительство этого кровожадного фантазера! Приеде помнит, как держался Силайс у немцев…
Но заявление Вилкса о том, что пришельцы должны связаться с «лесными братьями», показалось Янису заманчивым. Если такая возможность представится, Янис избавится от свалившейся ему на голову беды. Мало ли что может случиться в лесу. Эти герои все вместе могут положить свои головы в болотах Курляндии, и тогда для Яниса окончились бы и хлопоты и заботы.
Беседу прервал звонок. Подходя к двери, Янис увидел, как покачивается дверная ручка. Брат. Его нетерпеливый характер сказывается и в этом. Ничего не поделаешь, характер мотогонщика вырабатывается годами!
Разговор сразу перекинулся на какие-то воспоминания о прошлом, на спорт, на домашние дела. Двоюродный брат Приеде огорчался лишь тем, что приятели Яниса не сильны в спорте, даже не слыхали о его личных победах. Но он быстро утешился веселым застольем.
Когда вернулась Майга, праздничный стол был уже разорен.
Приеде смотрел на происходящее с неприятным изумлением и страхом. Сам он сегодня почти не пил, но на его «друзей», несмотря на их предосторожность, рижский «Кристалл» подействовал как гром божий. Толстяк все порывался встать из-за стола, чтобы произнести тост, и падал обратно на стул. Когда он упал мимо стула на пол, длинный Вилкс сказал, что, пожалуй, им хватит, и они еле уложили толстяка на кушетку. Серый — Эгле — устроился на полу, Вилкс — на диване, но едва прилег, как его начало, тошнить. Майга устала от всего этого разгула и безобразия и ушла к себе, ушел и двоюродный брат, и вот Приеде сидел за неприбранным столом один и мог думать о чем угодно.
Раньше ему казалось, что он обманул всех. Ну как же! Вот он, живой-здоровый, ходит по Риге, любит Майгу, а сколько людей погибло. И он погибал, но выкрутился. Не каждому дается такое!
Осенью тысяча девятьсот сорок четвертого года, когда советские войска, окружив немецкую группировку в Курляндии, стали сжимать ее со всех сторон, радист Янис Приеде получил приказ пойти в тыл врага для обеспечения радиосвязи авиационного корректировщика с советским командованием.
Корректировщиком был назначен неизвестный ему человек, который назвался Августом.
Приеде работал в разведотделе двадцать четвертой гвардейской дивизии, бывал уже в таких переделках, наверно, потому выбор командования и пал на него. Август был старше Приеде, наверно, штабной офицер. Приеде вопросов не задавал.
Держался Август спокойно, знал и умел, должно быть, многое, и Приеде был доволен новым начальником.
